На следующее утро я приехал в колледж на свой первый рабочий день. Ещё полчаса где-то бегал от такси к зданию и обратно, нося свои вещи. Водитель мне помогал в этом. Я привёз свой рабочий компьютер, принтер, сканер, колонки, экран, чтобы на нём показывать фильмы, кучу дисков с этими фильмами и прочую аппаратуру.
Войдя внутрь колледжа, я направился в кабинет ректора. Он находился на третьем этаже. Была перемена, и все студентки выходили из классов. Коридоры были наводнены толпою. Везде мелькали тёмные волосы, белокурые пряди, рыжие локоны, уставшие голубые и задорные карие глаза, голенькие и в чулочках и гетрах ножки.
Я ехал через зелёные туманные поля Англии. Был октябрь, но в Великобритании уже прохладно в это время. Льют дожди, и нередко ползут туманы. Я любовался по дороге унылыми и скучающими пейзажами зелёных старых деревьев с уже желтеющей листвой. Солнце было скрыто за белой пеленою облаков.
Выслушав мою исповедь, аббат сидел молча. Я тоже некоторое время молчала. - Значит, вы вкусили греховный плод кровосмешения и потеряли при этом свою невинность? – начал он. - Наша кровь не смешалась. Они оба излили своё семя на моё тело. И я не потеряла девственность, а добровольно её отдала за сладострастное наслаждение.
После окончания церемонии я потеряла сознание. Двое монахов отвязали меня от стола, взяли моё тело и принесли в комнату Беатрисы. Я очнулась от громкого звона больших часов, стоявших на полу. Они пробили полночь. Вокруг горели свечи в подсвечниках и было довольно светло.
Два дня пролетели незаметно. Наши гости всё ещё пребывали в Доберанском монастыре. Утром аббатиса подошла ко мне и сказала, что за моё послушное поведение и прилежное исполнение предписаний она готова возвести меня в монахини.
На следующий день преподобный Франс проводил исповеди в церкви нашего монастыря. В маленькой комнатке, перегороженной деревянной решёткой и делившей её пополам, сидел аббат с одной стороны. По другую сторону решётки стоял стульчик, и наши сёстры-монахини, кто чувствовал желание исповедоваться, заходили к нему и выкладывали всё как на духу.
Прошло уже несколько дней, а наши гости всё ещё пребывали в Мекленбурге. Казалось, они и не думали уезжать. Каждый день находили всё новое и новое занятие в помощь нам. Аббатиса этим была крайне довольна. Да и преподобный Франс ходил и всё время шутил.
Коридор был длинным и тёмным. Я шла настолько неслышно, насколько могла, босыми ногами ступая по полу. Мой апостольник развевался бесшумно от быстрого движения. Когда я выходила в туалет, то быстро второпях накинула чёрное пальто до колен.
Остальная часть дня прошла быстро и незаметно. Все были увлечены работами и молитвами. Мужчины-францисканцы мели дворы и собирали жёлтые опавшие листья, сухим ковром покрывая всю парковую зону монастыря. Некоторые из них залезли на крышу, латали её в тех местах, где были трещины и зазоры, готовили к наступлению зимы.
В начале ноября произошло значимое событие. Наш монастырь посетили странствующие паломники. Вернее они ехали в Англию в Кентербери на поклонение святым мощам. Их путь лежал через Германию, и они решили остановиться на несколько дней в Мекленбурге и посетить наш монастырь.
Дни в монастыре тянулись однообразно. Время проходило в основном за работой. Сёстры сами убирались, готовили себе еду, мыли посуду, стирали одежду. Почти как в армии. В положенное время все собирались на молитву. Днём обедали, вечером ужинали.
Узкая и одинокая дорога, идущая через леса города Мекленбург, что в Германии, вела наш чёрный пикап к Доберанскому монастырю. Родители решили отдать меня в двадцатилетнем возрасте в это женское аббатство. Причин, которые побудили их к этому решению, я не знаю.
Наступило тридцать первое октября. Некоторые страны Европы отмечают этот праздник, хотя он и не является официальным. Отмечает его и Франция. Но этот праздник выражается в основном в тематических вечеринках, народ валит в разукрашенные тыквенной атрибутикой клубы, рестораны, устраивает костюмированное шоу. Но никто не ходит по домам, выпрашивая сладости, как это принято.
Однажды мне довелось прогуливаться по кварталу Клиши. Это было уже после того, как я вернулась от госпожи Жаклин, пробыв у неё несколько дней. Долго потом объясняла Дианке всё произошедшее и упорно отговаривала её не обращаться в полицию.
После грубого и жестоко наказания, которое, однако, мне под конец понравилось от испытанного мною оргазма, я уснула прямо там на полу. На мгновение только очнулась оттого, что кто-то нёс меня на крепких и сильных руках. Я не помню, кто это был, и я, от ещё не остывшей сладкой боли, снова впала в небытие.
Я очнулась, лёжа на полу. Головной боли не было. Как будто я просто уснула. Попыталась встать. Почувствовала, что мои руки связаны сзади. Запястья стягивали крепкие верёвки. На шее был ошейник из чёрной кожи, прошитый вокруг розовыми кружевами. Сзади крепилось стальное кольцо.
Осень вступала в свои права. Становилось прохладней, и Париж осыпался жёлтым листопадом. Солнце всё ещё светило, но уже часто начало забиваться в тёмные тучи. Благо дождей пока не было, но зато дул иногда пронизывающий холодный ветер.
На следующее утро я приехал в колледж на свой первый рабочий день. Ещё полчаса где-то бегал от такси к зданию и обратно, нося свои вещи. Водитель мне помогал в этом. Я привёз свой рабочий компьютер, принтер, сканер, колонки, экран, чтобы на нём показывать фильмы, кучу дисков с этими фильмами и прочую аппаратуру.
Войдя внутрь колледжа, я направился в кабинет ректора. Он находился на третьем этаже. Была перемена, и все студентки выходили из классов. Коридоры были наводнены толпою. Везде мелькали тёмные волосы, белокурые пряди, рыжие локоны, уставшие голубые и задорные карие глаза, голенькие и в чулочках и гетрах ножки.
Я ехал через зелёные туманные поля Англии. Был октябрь, но в Великобритании уже прохладно в это время. Льют дожди, и нередко ползут туманы. Я любовался по дороге унылыми и скучающими пейзажами зелёных старых деревьев с уже желтеющей листвой. Солнце было скрыто за белой пеленою облаков.
Выслушав мою исповедь, аббат сидел молча. Я тоже некоторое время молчала.
После окончания церемонии я потеряла сознание. Двое монахов отвязали меня от стола, взяли моё тело и принесли в комнату Беатрисы. Я очнулась от громкого звона больших часов, стоявших на полу. Они пробили полночь. Вокруг горели свечи в подсвечниках и было довольно светло.
Два дня пролетели незаметно. Наши гости всё ещё пребывали в Доберанском монастыре. Утром аббатиса подошла ко мне и сказала, что за моё послушное поведение и прилежное исполнение предписаний она готова возвести меня в монахини.
На следующий день преподобный Франс проводил исповеди в церкви нашего монастыря. В маленькой комнатке, перегороженной деревянной решёткой и делившей её пополам, сидел аббат с одной стороны. По другую сторону решётки стоял стульчик, и наши сёстры-монахини, кто чувствовал желание исповедоваться, заходили к нему и выкладывали всё как на духу.
Прошло уже несколько дней, а наши гости всё ещё пребывали в Мекленбурге. Казалось, они и не думали уезжать. Каждый день находили всё новое и новое занятие в помощь нам. Аббатиса этим была крайне довольна. Да и преподобный Франс ходил и всё время шутил.
Коридор был длинным и тёмным. Я шла настолько неслышно, насколько могла, босыми ногами ступая по полу. Мой апостольник развевался бесшумно от быстрого движения. Когда я выходила в туалет, то быстро второпях накинула чёрное пальто до колен.
Остальная часть дня прошла быстро и незаметно. Все были увлечены работами и молитвами. Мужчины-францисканцы мели дворы и собирали жёлтые опавшие листья, сухим ковром покрывая всю парковую зону монастыря. Некоторые из них залезли на крышу, латали её в тех местах, где были трещины и зазоры, готовили к наступлению зимы.
В начале ноября произошло значимое событие. Наш монастырь посетили странствующие паломники. Вернее они ехали в Англию в Кентербери на поклонение святым мощам. Их путь лежал через Германию, и они решили остановиться на несколько дней в Мекленбурге и посетить наш монастырь.
Дни в монастыре тянулись однообразно. Время проходило в основном за работой. Сёстры сами убирались, готовили себе еду, мыли посуду, стирали одежду. Почти как в армии. В положенное время все собирались на молитву. Днём обедали, вечером ужинали.
Узкая и одинокая дорога, идущая через леса города Мекленбург, что в Германии, вела наш чёрный пикап к Доберанскому монастырю. Родители решили отдать меня в двадцатилетнем возрасте в это женское аббатство. Причин, которые побудили их к этому решению, я не знаю.
Наступило тридцать первое октября. Некоторые страны Европы отмечают этот праздник, хотя он и не является официальным. Отмечает его и Франция. Но этот праздник выражается в основном в тематических вечеринках, народ валит в разукрашенные тыквенной атрибутикой клубы, рестораны, устраивает костюмированное шоу. Но никто не ходит по домам, выпрашивая сладости, как это принято.
Однажды мне довелось прогуливаться по кварталу Клиши. Это было уже после того, как я вернулась от госпожи Жаклин, пробыв у неё несколько дней. Долго потом объясняла Дианке всё произошедшее и упорно отговаривала её не обращаться в полицию.
После грубого и жестоко наказания, которое, однако, мне под конец понравилось от испытанного мною оргазма, я уснула прямо там на полу. На мгновение только очнулась оттого, что кто-то нёс меня на крепких и сильных руках. Я не помню, кто это был, и я, от ещё не остывшей сладкой боли, снова впала в небытие.
Я очнулась, лёжа на полу. Головной боли не было. Как будто я просто уснула. Попыталась встать. Почувствовала, что мои руки связаны сзади. Запястья стягивали крепкие верёвки. На шее был ошейник из чёрной кожи, прошитый вокруг розовыми кружевами. Сзади крепилось стальное кольцо.
Осень вступала в свои права. Становилось прохладней, и Париж осыпался жёлтым листопадом. Солнце всё ещё светило, но уже часто начало забиваться в тёмные тучи. Благо дождей пока не было, но зато дул иногда пронизывающий холодный ветер.
